Весной мы смотрим на птичьи гнёзда и думаем о будущих полётах. Небо зовёт в свою синеву – испить её, насладиться ей. Мы хотим выпить небо до дна и думаем, что только это может дать предельное наслаждение. Осознание бездонности неба придаёт наслаждению особый вкус, понять который мы можем только в будущем, которое наступит, как только закончится настоящее, но настоящее длится и длится, а будущее зовёт и зовёт – откуда-то из далека, из далёкого края, попасть в который можно только переступив линию горизонта.
Всё лето мы идём к этой линии, то на закат, то на восход, а осенью понимаем, что пора остановиться. Осень, медленная и вкрадчивая, застаёт нас врасплох, задаёт нам один вопрос: где твоё настоящее? Подожди, – говорим ей мы, – дай нагуляться бескрайними далями, наслушаться птичьего пения, надышаться зелёными листьями. Ты успеешь, осень, успеешь, успокоить, угомонить, привести всех к единому знаменателю – прозрачному холодному небу, видимому так ясно через голые ветви деревьев.
Осенью мы не смотрим на гнёзда. Они оставлены, как пустые лодки, прибившиеся к неподвижному берегу. И мы бредём прочь от него, пустого, холодного, ждущего, когда лёд на реке придёт и прижмётся к нему потеснее. Мы идём домой, к тёплому запаху кофе, чтобы смотреть в окно на то, как птицы прилетают к кормушке. «Надо подсыпать им семечек, а то почти уже всё склевали», – думаем мы и невольно соглашаемся с осенью, принимая её всю, без остатка, от первого упавшего листа до первого выпавшего снега. Пусть будет как будет, главное, чтобы в кормушке всегда были семечки.
Свежие комментарии