Фифи

Ей дали имя Фифи. В честь её матери, грациозной, полной достоинства кошки, остаток тяжёлой жизни которой скрасила её дружба со старым Ламой и его семьёй, жившими в тихом ирландском городке на берегу залива.

Маленькая Фифи рано познала горечь разлуки с матерью и, будучи ещё маленьким пушистым комочком, оказалась в чужом доме совершенно одна. Она хотела бы прежде устать от материнских скучных поучений и назидательных советов, но судьба не дала ей такой возможности. Наивная и открытая всему оказалась она один на один с самостоятельной жизнью.

Те, кто дали ей имя Фифи и называли себя её хозяевами, почти не уделяли ей внимания, оставив одну в старом сарае, а вскоре почти забыли о ней. Жизнь предстала перед маленькой Фифи в виде большой нераскрытой книги в твёрдом переплёте и массивной тяжёлой обложке, надпись на которой невозможно было разобрать, поскольку во-первых, она была покрыта толстым слоем пыли, а во-вторых, Фифи не умела читать.

Интуитивно она называла утром то время, когда в щели соломенной крыши её сарая начинали пробиваться яркие струи света, исходящие от большого светящегося шара. Этот шар медленно катился по небу, и его лучи, как пальцы играющей на арфе нимфы, легко перебирали ветки соломенной крыши, освещая разные уголки скромного жилища маленькой кошки. Впрочем, Фифи ничего не знала об арфах и других музыкальных инструментах, но она охотно вступала в игру с солнечными бликами, прыгающими по стенам при лёгких порывах ветра.

Наступало время, когда последний солнечный блик, вспыхнув в верхнем правом углу её жилища, угасал, и приходило то, что Фифи называла про себя ночью. При первом невнимательном взгляде можно было бы подумать, что всё вокруг засыпает и успокаивается. Но на то и дана кошкам особая чувствительность, чтобы шагнуть мягкой поступью за грань тишины, чтобы проникнуть жёлтым лучом взгляда за ширму невидимого, чтобы самым нутром ощутить, что жизнь продолжает копошиться в каждом углу, шуршать в охапках сена и щебетать на крыше.

Ночь богата на чувства. Именно ночью приходило время беспокойства, тревожных переживаний, тоски по чему-то большому и тёплому и, конечно, голода. Сквозь просвет в дырявой соломенной крыше она видела на небе маленькие светящиеся точки и большой, похожий на латунную тарелку, диск. Фифи представляла, как эта тарелка наполняется тёплым молоком, и капля за каплей молоко начинает течь вниз, прямо ей в рот. Наивная кошечка закрывала глаза и вытягивала свой розовый шершавый язычок, чтобы поймать желанные капли, но вот досада, луна оставалась лишь далёким холодным диском, а Фифи оставалась голодной и разочарованной кошкой.

Те, кто называли себя хозяевами, изредка приносили Фифи немного еды и даже наливали в старую железную миску холодного молока. Этого было достаточно, чтобы маленькая кошечка не умерла с голоду, но явно мало для того, чтобы она чувствовала себя энергичной и уверенной в завтрашнем дне. Но не только еды не хватало мягкому пушистому созданию – где-то глубоко внутри Фифи ощущала ту часть себя, которая просила не еду, но внимание, не молоко, но любовь и ласку. Не получая ни того ни другого, пушистый комочек съёживался, становился сердитым и грустным.

Всё меньше играла Фифи с солнечными лучами, всё реже смотрела она с наивной надеждой на луну, всё более обыденными и серыми становились переходы от ночи к утру, от утра к полудню, от одного переживания к другому. Да, закрыв внутри себя дверь ключиком с надписью “печаль”, Фифи стала меньше чувствовать и больше беспокоиться или, как говорят люди, переживать.

Она переживала своё одиночество, она переживала ранний разрыв с матерью, она переживала, что никогда даже не видела своего отца. Она переживала за то, что очень много переживает. Из пушистого наивного доброго котёнка она постепенно превращалась в худощавую недовольную кошку. И обязательно превратилась бы, если бы однажды… Знаете, ведь в каждой сказке, равно как и в каждой жизни, всегда случается это “однажды”. Разница между сказкой и жизнью лишь в том, что сказка всегда воспринимает это “однажды” как шанс проявиться волшебству, а обычная жизнь считает себя настолько обычной, что в серой череде своих будней просто ничего не замечает.

Однако кошки, серые и чёрные, полосатые и не очень, сиамские и беспородные, худые и упитанные, с серыми глазами и с жёлтыми, буквально все кошки обладают особым чутьём к тому, что важные и образованные люди считают незначимым. Человеку бы поучиться у кошек, но он, как правило, очень занят, в том числе, своими переживаниями.

Это была ночь, когда на небе не оказалось привычного сияющего диска, а сверху начало капать не молоко, а вода. Сначала это были редкие, но большие капли, которые вскоре превратились в мощные энергичные струи. Они безжалостно били по хлипкой крыше, стекая на выложенный соломой земляной пол, который быстро промок и превратился в хлюпающее болото.

Фифи не сразу заметила перемены, ведь именно в это время она была чересчур увлечена своими переживаниями. Ненастная погода внутри так гармонично резонировала с ненастьем снаружи, что, казалось, так всё и должно быть. Капли дождя смешивались со слезами несчастной кошечки и стекали на пол, пополняя и без того большие лужи. Ветер сотрясал хлипкую сараюшку, в то время как дрожало от плача маленькое беззащитное тельце. Фифи тонула в своих переживаниях.

Наконец, яркая вспышка на ночном небе и последовавшие за ней громовые раскаты заставили Фифи очнуться и испугаться ещё сильнее. Она заметалась от одной стены сарая к другой, падая и царапая мягкие подушечки лапок об острые концы соломенных прутьев. Её огромные от ужаса глаза были похожи сразу на два лунных диска. Ей хотелось кричать, но она онемела от страха.

Вдруг за пушечными раскатами грома и треском ломающихся на ветру сучьев она услышала плач – не свой, а кого-то ещё, она почувствовала боль – не свою, а чью-то ещё, она увидела беду – не свою, но чью-то ещё. Мощный толчок, ощутившийся глубоко в сердце, заставил её выскочить из сарая. Не чувствуя себя, Фифи неслась навстречу плачу, и вот – сильным точным прыжком – она оказалась рядом с крошечным человечком, который, увидев её, сначала замер, а потом подхватил её на руки, прижал к себе и расплакался ещё больше.

Но теперь это были слёзы радости. Маленький человечек нашёл то, что согрело его сердце, что дало надежду на тепло и любовь, которых так не хватало ему в родительском доме. Слишком занятыми были его родители, чтобы заметить, как, испугавшись грозы, малыш выбежал на улицу и потерялся в громыхающей темноте.

Он продолжал гладить Фифи, а она, присущим только кошкам интуитивным чувством, направила его в свой сарай, который, хоть и не был идеальным укрытием, но всё же давал какое-то ощущение защиты.

Так и провели они остаток ночи – малыш быстро уснул, найдя единственное сухое место на охапке сена в углу, а кошка Фифи продолжала согревать его и успокаивать своим тихим монотонным мурчанием. Она благодарила ночь и грозу за то, что дали возможность оставить промокший сарай своих переживаний и согреть чьё-то маленькое сердце. Фифи поняла то, чему никогда не учила её мама, но что она передала ей вместе со своим молоком в те короткие дни, когда они ещё были вместе. Дверь к счастью открывается ключиком с надписью “сострадание”. Счастье – это когда ты можешь дать кому-то надежду.

К утру дождь стих, и снова выкатилось большое яркое солнце. Всё было таким же, как и в день перед грозой, но другой была Фифи, кошка, которая снова стала мягкой и пушистой, как и большинство кошек, задача которых на этой планете Земля – напоминать людям о добре и заботе.

Кстати, теперь наша Фифи, как и её почтенная матушка, живёт в ашраме добрых людей, которые забрали её к себе. Этот ашрам расположился в красивом месте горной Сербии. Интуитивно Фифи зовёт хозяина ашрама Шу, а хозяйку – Ма.

Фифи встречает рассвет под сладкие звуки мантр и проводит вечера за мудрыми беседами у камина. Но больше всего ей нравится делить с её новыми друзьями, хозяевами ашрама и их гостями, тишину и ощущение мира. Если что, она всегда готова подойти и подставить свою мягкую спинку, чтобы рука человека почувствовала любовь.